Многие считают книгу «Поцелуй йогини» Дэвида Уайта наиболее точной и полной работой по тантре в ее изначальном Южно-Азиатском контексте (как говорится в разъяснении названия книги). В данной статье я представляю отрывок из заключения моей кандидатской диссертации (университет Беркли, 2014), в котором доказывается и то, что в книге Уайта допущены ошибки по ключевым вопросам, и, что, быть может, более важно, в котором представлено такое определение тантры, с которым не согласились бы и сами древние южно- азиатские тантрики.
Я бы хотел уведомить читателя, что это не столько мое личное мнение, сколько результат тщательного изучение первоисточников и консультаций с другими учеными. В числе последних я бы хотел отметить передовую работу Шамана Хатли, согласного с моей критикой. Он делает прекрасные научные исследования, в которых корректирует и исправляет ошибки Уайта (например, по поводу сексуальных ритуалов в исконной Тантре). Хатли готовит новую редакцию и перевод Каула-джняна-нирная, текста на санскрите, в котором Уайт неверно усмотрел описание сексуальных обрядов. Пусть он вскоре увидит свет!
Что же отличает тантру от других течений в азиатских религиях? Я использую термин тантра, чтобы обозначить учения и практики, которые даются в писаниях линий Шайва (и Шакта-Шайва) - тантрах и агамах, а также в комментариях на них — эти учения и практики были доступны только тем, кто получил тантрическое посвящение, что указано в этих священных текстах. В широком смысле, мы можем назвать тантрой эзотерические традиции всех южно-азиатских религий, на которых повлияли преобразования в шиваизме: таким образом, тантрой в целом можно назвать тантрический шиваизм, тантрический буддизм, тантрический вайшнавизм, и тантрический джайнизм.
Специфические черты таким образом определяемой средневековой Тантры:
a) Освобождающий ритуал посвящения (называемый нирвана-дикша в шиваизме), в которым использовались «передовые технологии» с применением мантры, дыхания, ритуальных жестов (мудр), и визуализации специально разработанных последовательностей образов, которые работали и как теологически определяемые микро-макрокосмические взаимоотношения, и как сложные космологии, нанесенные как карты в инициирующие диаграммы, называемые мандалы.
b) Йогические практики для ежедневной садханы, которые использовали те же ритуальные технологии и воспроизводили действия ритуала посвящения, постепенно вытесняя социально-культурное, сконструированное «я» в сторону отождествления с Божеством.
c) Специфические йогические и «харизматические» техники, которые запускали измененные состояния сознания в посвященных включая (но не ограничиваясь только ими) опыты, описываемые как чувствование проникновения энергии Божества сквозь слои собственного бытия и/или растворение ограниченного «я» в самом Божестве.
Обобщая написанное, можно сказать, что основные черты, определяющие тантру и отличающие ее от других форм индийских религий, это: 1) освобождающее посвящение, 2) инновационные техники йоги, и 3) самавеса
Как мы видим, они очень отличаются от того, что описывает Дэвид Уайт: «сексуальная ритуальная практика - это единственная настоящая отличительная черта южно-азиатских тантрических традиций» (2003:13). Если учесть, что специфические технологии (мандалы, мудры, уччара (медитация на прану), биджа-мантры, и т. д.) можно найти в нетантрических религиях только благодаря влиянию тантры, названные черты являются определяющими. Уайт утверждает, что сексуальные практики «никогда не были основными в практиках тантры или Каулы», но заявляет, что практика в основе своей была направлена на «удовлетворение многочисленных несносных божеств путем их кормления».
Безусловно, ублажение божества, которому читается мантра, путем подношений является центром ежедневной тантрической практики, но идея ублажения «многочисленных несносных божеств» может быть соотнесена только с культом Йогинь в Кауле, который на самом деле даже не относился к основному течению в традиции (здесь уместно упомянуть разделение между Кауламаргой и Мантрамаргой, которое провел Сандерсон).
Здесь присутствует и более глубокое непонимание, когда Уайт возводит культ Йогинь к полноте традиции. Он постулирует «хардкор» тантру (которая с его точки зрения является исконной) и «софткор» тантру («хардкор» традиция, которая подверглась цензуре, эстетизации и «семантизации») и утверждает: «В обоих случаях, Йогиня «захватывает» и «владеет» своим партнером. Однако, тогда как в первом случае («софткор» версии тантрического течения) она просто терзает свою человеческую жертву (пашу), в последнем (Каула «хардкор»), партнер- мужчина берет на себя активную роль, побуждая некую форму «взаимного обладания» (самавеса) в сексуальной форме. (2003:14)»
В моей диссертации была исследована фактически вся соответствующая шиваитская литература первых пяти веков задокументированного существования тантры; не было упущено ни одного свидетельства того, что описывает Уайт.
Во-первых, мы нигде не нашли какого-либо взаимного обладания с участием Йогинь, не говоря уже о «взаимном обладании в сексуальной форме». [1]
Во-вторых, самавеса практически никогда не включала в себя какие-либо сексуальные связи.
В-третьих, самавеса означает (буквально) тщательное или полное проникновение (самьяг авесана), а не взамное проникновение.
В-четвертых, формы обладания не формируют ежедневные практики не относящихся к Кауле тантриков («софткор» у Уайта).
В-пятых, мы никогда не видели использование термина граха(на) (захватывать) в связи с целительным обладанием.
В-шестых и в-седьмых (наиболее вопиющие ошибки), Йогини не вызываются не членами Каулы, также они не «терзают» практикующего тантру, того, кто по определению не пашу, т.к. этот термин относится только к непосвященным. В последнем заявлении, Уайт путает тантрическое умилостивление Йогинь с редкими утверждениями в литературе, что Йогини высасывали жизненные силы из пашу (не-тантрики) (например, Нетратантра, гл. 20)., и что имитируют некоторые экстремальные почитатели Бхайравы и Кали, о чем рассказано в крайне «левых» (вамачарских) писаниях (например, в Джайядратха-ямала и Брахма-ямале); мнения, которые, видимо, он объединят с вымышленными фантазийными историями о Йогинях, такими как в Катхасаритсагара и Малати-мадхава. [2]
Более того, даже сами категории «хардкор» и «софткор» у Уайта перепутаны, т. к. он ассоциирует линию Абхинавагупты с последней (2003: 14-15), тогда как сам Абхинавагупта чрезвычайно защищал и одобрял сексуальные практики Каулы, и нисколько не подвергал их цензуре, что можно увидеть в довольно явном описании в Тантралоке 29, которая является единственным источником толкования сексуального ритуала или кулайаги в Шайвизме. Таким образом, практики Абхинавы никоим образом не «скрывались в ортопраксии брахманического ритуала» (2003: 15).
В итоге, Уайт заявляет, что «тантрический мейнстрим» (там же) намного превосходил «софткор» практики «высших каст индуизма», утверждение основанное на ошибочной (и абсолютно безосновательной) точке зрения, что «культы деревенских божеств (в основном женские), которым поклонялись в основном культурно и социально маргинализированные слои» были, по определению, тантрическими культами (2003:5). Это положение очевидно пренебрегает основными характеристикам тантрической традиции, такими как инициация без учета касты в специфически ограниченных сообществах духовных элит, где демонстрировалась неукоснительная ежедневная практика йоги и ритуала, направленная на духовное освобождение. Приравнивание тантры к почитанию деревенских божеств, не указанных в тантрических текстах, позволяет любому говорить фактически что угодно про «тантру», включая то, что она была «господствующей религиозной парадигмой...большинства жителей» Индии (2003:3), чем она не являлась. Есть и другие бесчисленные ошибки, которые мы могли бы обнаружить в книге Уайта, но достаточно сказать то, что мы согласны с Хью Урбаном, который характеризовал взгляд Уайта на Тантру, как «Каула-центричный», а его взгляд на Каулу «сексо-центричным» (2006:283). [3]
Я не нахожу удовольствия в критике ошибок других исследователей. Здесь я преследовал цель показать как далеко нужно зайти религиоведам в понимании тантры (например, многие в этой сфере считают Уйата главным специалистом по индийской тантре, по крайнем мере в американской академической среде), и добрую службу может сослужить отказ от предположений о том, что же такое тантра в пользу аккуратного филологического изучения тантрических текстов. Такая кропотливая работа медленно выстраивает картину вещей, намного более близкую к той исторической правде, которая вообще может быть извлечена из текстовых материалов .
(Вы можете запросить копию моей диссертации, если хотите узнать больше! )
NOTES:
[1] Наиболее близкий вариант мы находим в Виджняна-бхайраве (69), где «шактавеса» обозначает сексуальное соитие с партнером, но там это обычная женщина, не определяемая как Йогиня в тексте или комментарии.
[2] См. Сандерсон 1985: n89
[3] Однако, мы должны отметить, что у Уайта есть намного более выдающийся и исторически обоснованный труд по тантре в 2000, где он определяет ее как «корпус верований и практик, который отталкивается от принципа, что материальная вселенная не более чем реальная манифестация божественной энергии божества, которая создает и поддерживает вселенную, ищет способ присвоить и провести эту энергию в человеческом микрокосме творческим и освобождающим способом». (2000: xxiii). Однако, основная проблема этого определения в том, что главный пункт «материальная вселенная» исключает Шайва-сиддханту, являющейся не только тантрической традицией, но составляющую широкую базовую традицию (саманья -шастра), содержащую ритуальные формы, йогу, и даже доктрины, от которой другие линии отличаются в разных степенях.
Перевод с англ. Юлия Сакх.
Оригинал.
