Майкл Финкель "В леса: 27 лет выживания в одиночку в дикой природе"

Когда Кристофер Найт был двадцатилетним парнем, он припарковал свою машину у удаленной трассы в штате Мэн и ушел, куда глаза глядят, имея при себе только базовый набор предметов первой необходимости. И поступил он так потому, что хотел избежать контакта с людьми. Этот рассказ о нем.

Кристоферу Найту было всего 20 лет, когда он покинул общество больше чем на четверть века. В то время он меньше года проработал установщиком сигнализаций в домах и на транспорте в одной компании в Бостоне, Массачусетс, и вдруг внезапно, не уведомив руководителя, уволился. И даже инструменты не вернул. Обналичил свой последний чек и уехал из города.

Найт никому не сказал, куда направился. «Да мне и некому было говорить, — друзей у меня не было, коллеги тоже меня не интересовали», — рассказывает он. Он сел в машину и поехал вдоль восточного берега Америки, ел фаст-фуд, останавливался в дешевых мотелях, «самых дешевых, какие только мог найти». Он ехал один, несколько дней подряд, и вдруг не обнаружил, что он во Флориде: придерживаясь главных дорог, он созерцал мир, проплывающий за окнами его авто.

Наконец он повернул назад и направился на север. Он слушал радио: Рональд Рейган был президентом, на атомной станции в Чернобыле только что произошла катастрофа. Найт проехал по Джорджии, Северной и Южной Каролине, Вирджинии. Его сопровождала непобедимая стойкость юности и «удовольствие от вождения». Он ощущал, как идея воплощается в жизнь, утверждаясь в своем намерении.

Всю свою жизнь он не боялся уединения. Взаимодействие с другими только расстраивало его. Каждая встреча с другим человеком казалась настоящим столкновением.

Он ехал на север штата Мэн, где вырос. В центре штата не так уж много дорог, он выбрал одну, которая проходила прямо у дома его семьи. «Я думаю, что я туда приехал последний раз взглянуть и попрощаться», — сказал он. Он не остановился, посмотрев в последний раз на дом своей семьи через лобовое стекло своей машины.

Он продолжал двигаться «вверх, вверх и вверх». Вскоре он оказался на берегу крупнейшего в штате Мэн озера Мусхед, — этот участок штата уже считается по-настоящему отдаленным. «Я ехал, пока не кончился почти весь бензин. Поехал по небольшой дороге. Потом свернул на дорогу еще меньше, потом — совсем на тропинку», — рассказал он. Он забрался в такую глушь, куда только можно было попасть на автомобиле.

Найт припарковался и оставил ключи на передней панели. У него была палатка и рюкзак, но не было ни компаса, ни карты. Он не знал, куда он направляется, и не планировал попасть в какое-то конкретное место — просто шагнул в лес и пошел.

Почему двадцатилетний парень вдруг захотел покинуть этот мир? Этот поступок сродни суициду, разве что он не убил себя. Найт отмечает: «Для всего остального мира я прекратил свое существование». После его исчезновения семья Найта, безусловно, пережила потрясение: они не знали, что с ним случилось, не могли смириться с тем, что он, может, уже мертв.

Он оставил ключи в машине. Этот последний поступок был особенно странным: Найту с детства прививали уважение к деньгам, он должен был осознавать ценность заработанных денег, ведь машина была его самым дорогостоящим приобретением. Почему же он не оставил ключи себе для страховки на всякий случай. Что если ему не понравилось бы жить на природе?

«Какой прок мне был от машины, в которой кончился бензин, ведь я заехал в глушь, на несколько десятков километров от любой автозаправки», — пояснил Найт. Насколько известно, машина до сих пор там, и ее почти поглотил лес. Найт не может объяснить, почему он решил покинуть этот мир. Он много думал над этим вопросом, но какого-то очевидного ответа не нашел. «Это какая-то загадка», — заявил он.

Отшельники, затворники, монахи, мизантропы, аскеты, скитники, свами, — все они во все времена фигурируют в истории в письменных документах, во всех культурах. Но на самом деле люди решаются покинуть мир только по трем причинам, общим для всех категорий отшельников.

Большинство делают это в религиозных целях, чтобы установить более тесную связь с высшей властью. Иисус, Мухаммед и Будда провели долгое время в одиночестве, прежде чем представить миру новую религию. Согласно философии индуизма, каждый с течением жизни идеально созреет для своего рода отшельничества. И в наше время в Индии не меньше четырех миллионов человек — странствующие святые: они живут на милостыню, которую получают от незнакомцев, и отказались от семьи и всех материальных привязанностей.

Другие отшельники отказываются от цивилизации из-за ненависти к тому, чем стал мир, — из-за множества войн, загрязнения окружающей среды, или преступлений, или засилья общества потребления. Первое великое литературное произведение, посвященное одиночеству, — «Дао дэ цзин» («Книга пути и достоинства»), в Китае в шестом веке до нашей эры написал отшельник Лао-цзы, который выступал против испорченности, продажности общества. В «Дао дэ цзин» говорится, что мы получаем мудрость скорее благодаря отступлению, а не преследованию, скорее за счет бездействия, а не действия.

К третьей категории относятся те, кто хочет остаться в одиночестве из соображений свободы творчества, научного познания или более глубокого понимания самих себя. Генри Дэвид Торо отправился в Уолден-Понд в Массачусетсе, чтобы совершить путешествие внутрь себя, чтобы исследовать «частное море, Атлантический океан и Тихий океан своего существа». Английский историк Эдвард Гиббон назвал «одиночество … школой для гения».

Найт не относился ни к одной из этих категорий: он не придерживался какой-либо официальной религии; не протестовал против современного общества; не был автором какого-либо произведения искусства или философского трактата. Он не занимался фотографией, не написал ни одного предложения. Никто не знал, где находится Найт. Он повернулся к миру спиной. Не было какой-то четкой причины для такого поступка. Он не мог точно определить, что именно заставило его уйти, — что-то сродни гравитации постоянно тянуло его покинуть мир. Он пробыл в одиночестве чуть ли не дольше всех в истории. Кроме того, его отшельничество было одним из самых самозабвенных и последовательных. Кристофер Найт был самым настоящим отшельником.

«Я не мог объяснить свои действия, — рассказывал он. — У меня не было планов: когда я ушел, я не думал ни о чем, просто ушел и все».

Цель Найта состояла в том, чтобы потеряться. Не просто потеряться для всего остального мира, а фактически потеряться в лесу самому. У него были только элементарные принадлежности для кемпинга, несколько предметов одежды и немного еды. «У меня с собой было то, что я взял, и больше ничего», — уточнил Найт.

По-настоящему потеряться действительно непросто. Все, у кого есть базовые навыки пребывания на природе, обычно знают, в какую сторону они идут. Солнце идет по небу на запад, и с его помощью можно установить стороны света. Найт знал, что он идет на юг. Он сказал, что не принимал сознательного решения, куда ему идти. Он чувствовал себя почтовым голубем, которого влечет в нужном направлении: «Я не понимал глубины или сути этой идеи. Все шло на инстинктивном уровне: как инстинкт животных, который позволяет им вернуться на родину, и мой родной край, где я родился и вырос, был именно таким».

Штат Мэн разделяет несколько длинных долин с севера на юг, — это геологический след, оставленный некогда возникшими и отступившими ледниками. Долины разделены нитями гор, которые, пострадав от непогоды, облысели, словно старики. Ложе долин в то время года, когда туда прибыл Найт, представляло собой смесь летних прудов и запруд, заболоченных участков и болот.

Найт рассказывал: «Я держался в основном хребтов, и иногда пересекал болота от одного хребта к другому». Он пробирался по обвалившимся склонам и грязным запрудам. «Вскоре я уже не отдавал себе отчета, где я был. Меня это не волновало. — Он пробыл в одном месте неделю или около того, затем снова направился на юг. —Я продолжал идти. Я был доволен выбором, который сделал».

Доволен всем, кроме одного: еды. Найт был голоден, и он действительно не знал, как он будет себя кормить. Его уход из внешнего мира — путаное соединение невероятной решимости и полного отсутствия предусмотрительности. Но это все в духе двадцатилетних. Казалось, он отправился в поход на выходные, но не возвращался оттуда четверть века. Он был умелым охотником и рыболовом, но не взял с собой ни ружья, ни удочки. Тем не менее, он не хотел умереть, по крайней мере не тогда. Найт надеялся найти подножный корм. Дикая природа и бескрайние поля штата Мэн не отличаются гостеприимством: нет плодовых деревьев, сезон ягод зачастую не продлится и недели. Если не охотиться, не ставить ловушки, не рыбачить, то человек будет умирать от голода.

Найт пробирался на юг, ел очень мало, пока не появились дороги с твердым покрытием. Он нашел куропатку, сбитую на дороге, но у него не было ни плиты, ни возможности развести костер, поэтому он съел куропатку сырой. Ни вкуса, ни сытости такая еда не давала, только хороший шанс заболеть. Он проходил мимо домов с садами, но высокоморальное воспитание и гордость не позволяли ему туда забраться. Всегда приходилось обходиться тем, что найдешь сам. Никто не раздавал бесплатно еду или одежду, никакой государственной помощи он никогда не получал. Просто знаешь, что правильно, а что нет, и граница между этими понятиями обычно очевидна.

Попробуйте не есть в течение 10 дней, и почти все преграды падут. Голод трудно игнорировать. «Мои моральные принципы растворились через какое-то время», — констатировал Найт. В процессе затухания угрызений совести он то срезал несколько початков кукурузы в одном саду, то выкопал немного картофелин в другом, то сорвал и съел пару-тройку зеленых овощей.

Однажды, в первые недели своей жизни на природе, он провел ночь в незанятой хижине. Это ему очень не понравилось: «Я ужасно волновался, не мог спать потому, что боялся быть пойманным, поэтому я зарекся повторять такой опыт». После этого Найт никогда больше не спал в закрытом помещении, ни разу, независимо от того, насколько холодная или дождливая была погода.

Он продолжал идти на юг, забираясь в сады, и в конце концов достиг местности, где ему были знакомы и состав деревьев, и разнообразные птичьи трели, а также температурный диапазон, к которому он уже привык. Севернее было холоднее. Найт не был уверен точно, где он находился, но он знал, что был дома. Оказалось, что по прямой оттуда было чуть больше 45 километров до дома, где прошло его детство.

В первое время Найт учился всему методом проб и ошибок. Он был очень сообразительным и мог найти действенные решения для своих сложностей. Он натянул брезент, чтобы сделать себе укрытие от дождя, он научился собирать питьевую воду и ходить по лесу, не оставляя следов, — всем этим навыкам он обучался вновь и вновь, но так и не довел их до совершенства. Повозиться, поколдовать над своими сооружениями — одно из увлечений Найта.

Следующие несколько месяцев Найт попытался жить в нескольких местах в этом районе, в том числе внутри сырой дыры на берегу реки. И все ему не нравилось. Наконец он добрался до непроходимой части леса, практически заваленной валунами настолько, что даже звериных троп не было. Слишком суровый участок для туристов. Ему там сразу понравилось. Затем он обнаружил несколько валунов, один из которых скрывал небольшой ход, ведший к крошечной чудесной поляне. «Я сразу понял, что это идеальное место. Поэтому я там поселился».

Тем не менее он по-прежнему голодал. Найт начал понимать, что практически невозможно жить одному, потому что во всем нужна помощь. На разных этапах истории отшельники часто жили в пустыне, в горах или в лесах — а там было чрезвычайно сложно добыть себе пищу. Чтобы прокормиться, некоторые из пустынных отцов, в частности христианские отшельники третьего века из Египта, плели корзины из тростника и продавали их. В древнем Китае отшельники были шаманами, травниками и предсказателями. Позже повальное увлечение отшельничеством охватило Англию XVII века. Считалось, что отшельники излучали доброту и служили воплощением глубокомыслия, поэтому в газетах помещались объявления «декоративных» отшельников: они пренебрегали гигиеной, не особенно заботились о своей внешности и были готовы ночевать в пещерах, расположенных в загородных поместьях аристократов. За это хорошо платили, и сотни людей нанимались на такую работу, как правило, заключался контракт на семь лет. Некоторые из таких отшельников даже появлялись на званых обедах и встречали гостей.

Однако Найт чувствовал, что чья-либо помощь все испортила бы. Он хотел остаться один в любом случае: как не контактировавшее с цивилизацией племя, состоящее из него одного.

Найт заметил, что домики вокруг прудов в центральной части штата Мэн имели минимальные меры безопасности. Окна часто оставлялись открытыми, даже когда хозяев не было. Деревья служили отличным укрытием. Постоянных жителей там было немного, во время межсезонья дома вообще почти всегда пустовали. Рядом был летний лагерь с большой кладовой. Стать охотником-собирателем здесь — самое простое и очевидное решение в этой ситуации.

И поэтому Найт решил воровать.

Чтобы совершить тысячу краж со взломом, прежде чем попасться, а это умение мирового класса, требуется точность и терпение, смелость и удача. Также нужно понимать людей и их поступки. «Я выявлял шаблонные действия. У всех они есть» — сказал Найт.

Он устраивался на краю леса и внимательно наблюдал за привычками семей, которые жили в домиках у прудов. Он наблюдал за их спокойными завтраками, зваными обедами, за посетителями и свободными местами, за автомобилями, приближающимися и удаляющимися по дороге. Ничто из того, что видел Найт, не манило его вернуться к прежней жизни. Он наблюдал, словно исследователь, который собирает информацию или математические данные. Он ни с кем не познакомился. Он рассчитывал понять закономерности их перемещений: когда они ходили по магазинам, когда домик оставался незанятым. По его словам, после этого все в его жизни стало зависеть от времени. Идеальное время для кражи — глубокая ночь в середине недели, желательно, когда было пасмурно, лучше всего в дождь. Время сильного ливня — самое лучшее. Когда было сыро, люди не шли в лес.

Тем не менее Найт на всякий случай не ходил по дорогам или тропам, и он никогда не совершал краж в пятницу или субботу — эти дни он узнавал по явному всплеску активности и увеличению шума на берегу.

Некоторое время он выходил, когда луна была большой: она служила источником света. В более поздние годы, когда он стал подозревать, что полиция усилила свои поиски, он, наоборот, стал выходить на кражу в безлунные ночи. Найт любил менять свои методы. Он не хотел, чтобы у него сформировались какие-то свои шаблонные действия. Однако у него была привычка совершать набеги только свежевыбритым или с аккуратно ухоженной бородой, а также в чистой одежде, чтобы уменьшить подозрения, если его заметят, ведь небольшая вероятность этого все-таки была.

В ассортименте Найта для его ночных вылазок было не менее 100 домиков. Идеальным он считал полностью укомплектованный домик, где семья не появляется до выходных. Во многих случаях он знал, сколько точно шагов необходимо, чтобы дойти до того или иного домика, и как только он выбрал цель, он пробирался, петляя, через лес. Иногда легче было передвигаться на каноэ, если, например, он направлялся далеко или ему нужно было пополнить запас пропана или сменить матрац. Каноэ трудно спрятать, и, если его украсть, владелец вызовет полицию. Было разумнее брать каноэ на время, ведь вокруг озера был большой выбор, некоторые из них стояли на берегу на козлах и использовались очень редко.

Найт мог добраться до любого домика из тех, что стояли вдоль крупнейшего пруда возле его скрытого лагеря. «Мне было все равно, что приходилось грести в течение нескольких часов, я сделал бы что угодно». Если вода была неспокойной, он складывал несколько камней в передней части лодки для устойчивости. Как правило, он оставался близко к берегу, скрываясь за его неровными очертаниями или деревьями, однако, если ночью была непогода и шторм, он заплывал на лодке на середину — один в темноте под проливным дождем.

Когда он подходил к выбранному им домику, он проверял, нет ли на подъездной дорожке авто, нет ли каких-либо признаков присутствия кого-то внутри. Ограбление — это рискованное дело, практически нет шансов на ошибку. Одна ошибка, и ему пришлось бы вернуться обратно во внешний мир. Поэтому он мог притаиться в темноте и ждать, иногда в течение нескольких часов. «Мне нравится находиться в темноте», — сказал он.

Он никогда не рисковал — не проникал в дом, который занят круглый год, и он всегда носил часы, чтобы следить за временем.

Иногда домики оставляли незапертыми — самая легкая добыча. Но вскоре все остальные домики стали почти так же доступны: у Найта появились ключи, которыми он обзаводился во время предыдущих взломов. Он прятал каждый ключ на своей территории, как правило, под каким-нибудь неприметным камнем. Он создал несколько десятков таких закладок и никогда не забывал, где какой ключ.

Он заметил, что в нескольких домиках хозяева оставляли для него ручку и бумагу с просьбой написать, что ему нужно купить. Другие, бывало, на дверную ручку домика вывешивали сумку с припасами для него. Но он боялся ловушек или обмана, также он боялся заводить какую-либо переписку, даже если это просто список продуктов. Поэтому он ничего не трогал, и люди перестали так делать.

Большинство своих краж Найт совершал, взламывая замки на окне или на двери. Он всегда носил с собой свой набор для взлома замков — спортивную сумку с коллекцией отверток, плоских стержней и напильников, — все инструменты он тоже украл. Одним лишь легким и до совершенства выверенным движением из стороны в сторону он мог снять любое крепление с замка, кроме самых крепких болтов. Когда кража завершалась, он зачастую ставил замок на место, закрывал открытое им окно и выходил через парадную дверь, убедившись, что ручка установлена так, чтобы, при возможности, запереть за собой. Он же не мог оставить домик уязвимым, доступным для воров.

Когда местные жители инвестировали в модернизацию системы безопасности, Найт удачно приспособился. О сигнализации он узнал от кого-то, когда однажды устроился на какую-то поденную работу. Это знание пригодилось ему, чтобы продолжить кражи: иногда он отключал систему или удалял карты памяти с камер наблюдения. Ему удавалось избегать задержания десятки раз: его хотели поймать и полицейские, и местные жители. Места его преступлений оставались после его краж в таком порядке и чистоте, что органы правопорядка как будто даже зауважали его. Один из полицейских рассказал: «Уровень его самодисциплины, когда он вламывался в дома, значительно превосходил наши ожидания. Такое и представить было невозможно: он совершал пеший обход, пристально наблюдал и присматривался, талантливо взламывал замки и был способен проникнуть в домик и покинуть его, оставшись необнаруженным».

Другой сотрудник полиции в своем отчете о краже со взломом отдельно упоминал о «необычной аккуратности» преступления. Многие офицеры считали, что наш отшельник был мастерским вором. Все выглядело так, как будто он хвастался, выбирая замки, но крал по мелочи, словно играя в странную игру.

Найт отмечал, что всегда сгорал от стыда, как только он открывал замок и входил в дом, — его словно волной накрывало: «Каждый раз я осознавал, что поступаю неправильно. Я не испытывал никакого удовольствия, ни разу». Войдя в домик, он целенаправленно шел на кухню, прежде чем быстро осмотреть дом в поисках любых полезных вещей или батареек, которые ему всегда нужны. Он никогда не включал свет. Он использовал только небольшой фонарик, прикрепленный к металлической цепочке, которую носил на шее.

Во время кражи со взломом у него не было ни минуты покоя. «Мой адреналин зашкаливал, сердце билось быстро-быстро, давление поднималось. Мне всегда было страшно во время кражи. Всегда. Я хотел, чтобы как можно скорее все прекратилось».

Когда Найт заканчивал с осмотром внутренней части домика, он обычно проверял газовый гриль, чтобы узнать, полон ли баллон пропана. Если он был полным, и там же рядом валялся пустой запасной баллон, то он менял полный на пустой, и гриль выглядел так, как будто к нему не прикасались.

Тогда он грузил все в каноэ, если ему удавалось его «одолжить», и греб к берегу, ближайшему к его лагерю, чтобы разгрузиться. Затем он возвращал каноэ к тому месту, откуда он его взял, насыпал сосновые иголки в лодку, чтобы казалось, что каноэ не использовалось, а потом уже тащил свою добычу через чащу леса, к тому месту между скалами, где был его нынешний дом.

Один такой рейд позволял Найту запастить все необходимым примерно на две недели, которые он проводил в своей лесной хижине: «вернуться в свое безопасное жилище — вот это успех», тогда он ощущал полное умиротворение.

Найт сказал, что у него нет слов, чтобы точно описать, каково было провести такой огромный период времени в одиночестве. Молчание невозможно описать словами. «Все сложно, — заметил он. — Одиночество дает нечто большее. Я не могу отказаться от этой идеи. Одиночество усилило мое восприятие. Но вот в чем сложность: анализируя себя с помощью своего усиленного восприятия, я потерял свою личность. Там не было других людей, не было никого, для кого можно было бы представлять себя. Мне не нужно было как-то определять себя. Я стал себе бесполезным посторонним».

По словам Найта, разграничение между ним и лесом, казалось, исчезло. Его изоляция больше походила на общение. «Мои желания исчезли. Я ничего не жаждал. У меня даже не было имени. В романтическом смысле, я был полностью свободен».

Практически каждый, кто пытался описать глубокое чувство одиночества, отмечал нечто подобное. «Я ничто; я все вижу, — писал Ральф Уолдо Эмерсон. Лорд Байрон назвал одиночество «чувством бесконечным». Американский мистик Томас Мертон сказал, что «истинный одинокий не ищет, а теряет самого себя».

Те, кто не выбирал одиночество по своей воле, — например, заключенные или заложники, — при потере своей личности, созданной для социума и в рамках социума, могут прийти в ужас, утратить рассудок. Психологи называют это «отсутствием онтологической безопасности»: утрата контроля над тем, кто вы есть. Эдвард Эбби в своей книге «Отшельник пустыни», хронике того, как он дважды в течение полугода работал лесником в Арчес, национальном парке, расположенном в штате Юта, писал, что оставаться в одиночестве длительное время «означает рисковать всем человеческим». А у Найта даже не было зеркала в хижине. Но он никогда не скучал. По его словам, он не уверен, что понимал, что такое скучать. «Мне никогда не было одиноко», — заметил он. Найт опирался на полноту своего собственного присутствия, а не на отсутствие других. «Если тебе нравится одиночество, ты никогда не ощутишь себя одиноким», — добавил он.

К моменту, когда Найта все-таки арестовали во время кражи продуктов питания в летнем лагере на берегу озера, он провел целых 27 лет в полной изоляции. Ему было предъявлено обвинение в краже со взломом и хищении имущества, и он был доставлен в местную тюрьму. Его арест вызвал ажиотаж: приходили не только письма, многие хотели навестить его в тюрьме, и около 500 журналистов прислали запросы на проведения интервью с ним. Приехала съемочная группа документального фильма. Одна женщина предложила ему жениться на ней.

Все хотели знать, что скажет отшельник. Какие идеи пришли ему в голову, когда он был один? Что бы он посоветовал остальным? Люди обращаются к отшельникам с аналогичными просьбами на протяжении нескольких тысяч лет в стремлении посоветоваться с кем-то, чья жизнь настолько радикально отлична от их собственной.

Трудно постичь истину или по крайней мере разобраться с тем, что кажется случайным в жизни. Торо писал, что он сократил свое существование до его основных элементов, чтобы он «жить глубоко и постигать самую суть жизни (как будто высасываешь мозг из кости)».

В конце концов, Найт разрешил одному журналисту встретиться с ним, и в течение девяти одночасовых посещений тюрьмы отшельник делился с ним своей историей жизни: Найт рассказывал о том, как он смог выжить, а также о том, что он ощущал, когда жил вот так один такое долгое время.

И однажды, когда он находился в особом настроении — был погружен в себя и склонен к самоанализу — несмотря на свое типичное нежелание делиться мудростями, он согласился сказать, что он осознал, живя в одиночестве. Журналист спросил, пришло ли ему какое-нибудь великое озарение, пока он жил в дикой природе?

Какое-то время Найт тихо сидел, но в конце концов дал ответ.

«Надо хорошо высыпаться», — сказал он. Он сомкнул челюсть так, словно давал понять, что больше он ничего не скажет.

Вот этому он научился. И это, без сомнения, настоящая истина.

***

Статья подготовлена на основе отрывка книги «Stranger in the Woods» («Незнакомец в лесу»), автор Майкл Финкель, издательство Simon & Schuster.

Постоянный адрес статьи: https://www.theguardian.com/news/2017/mar/15/stranger-in-the-woods-christopher-knight-hermit-maine

Перевод с англ. Елены Саноцкой